Небо было большим и светлым,
словно твое сердце. Словно миллион твоих сердец. Оно было прекрасным как
Далекая Радуга, как твои глаза. Небо доверчиво протягивало нам белые
ладошки – облака. Невежественную сказку о том, что до Солнца – миллионы
световых лет, ты разрушила одним взмахом своей белоснежной лапки. От
тебя пахло смехом и детским счастьем, так похожим на аромат свежих
яблок.
«Смотри, какое оно маленькое!» - воскликнула ты,
держа в лапках солнечный шар. «Но ведь солнце от нас за миллион лапок,
родная?» - неуверенно произнес я. «Глупый, мое солнце – у меня в
сердце. Мое Солнце – это Ты, Малыш!»
Ты раскрыла лапки и частички света медленно
закружились вниз и растаяли, не коснувшись земли. Вместо солнца ты взяла
в лапки мои ладошки. От каждого твоего прикосновения рассвет на моей
планете выжигал ее дотла. «Я люблю тебя, Малыш!» - очень серьезно
сказала ты.
Я поцеловал твои лапки, твои плечи, твою шею, твои
губы и щечки, твой плюшевый носик с маленькой родинкой, твои реснички и
глазки. Ты улыбалась. И твоя улыбка напоминала мне теплое весеннее утро
двадцать пятого мая – залитую солнечным светом маленькую лесную полянку.
Мы шли по асфальтовой дороге, сплошь покрытой
выбоинами от упавших звезд. Их ледяные осколки-сердцА мелко хрустели под
лапками. У одной из ямок лежала скошенная звездой под корень роза. Она
уже высохла и походила теперь на умерший закат. «Бедненькая!» -
воскликнула ты и подобрала цветок с обочины. Ты держала его, а я
смотрел, как роза оживает и распускается в твоих лапках. Ты опустилась
на коленки и посадила ее на прежнее место.
Когда мы пошил дальше, я обнял тебя и спросил: «Мася,
а если бы умер я, ты оживила бы меня так же?..»
«Совсем дурачок! – не дав мне договорить, ты приложила мне пальчик к
губам. – Я ни за что и никогда не позволю тебе умереть, мальчик мой. Как
же тогда я буду без тебя жить?»
Я чувствовал, как что-то внутри наполняется слезами –
от бесконечной любви и Самого Прекрасного Чувства, которое не дано
выразить вслух – и эти слезы часто-часто срываются с чьих-то (моих ли?)
ресниц и падают на пыль дорог и обломки созвездий. «Мася, я тебя люблю,
Мася…» - шептал и шептал я, а ты гладила меня по голове. Не знаю откуда,
но ты знала, что это не те слезы, которые своими каплями насквозь
прожигают твою душу. Я смотрел тебе в глаза и сквозь слезы видел, как в
ТВОИХ небесах медленно плывут облака.
В час заката горизонт стал алым, как кровь. Но когда
мы подошли ближе, оказалось, что это вовсе не кровь - а тысячи бабочек.
«Давай немого побудем здесь?» - предложила ты и легла на спинку. Я
опустился рядом и мы стали смотреть небо. «Оно похоже на твои глазки…» -
сказал я, коснувшись губами твоего сладкого ушка. «А не наоборот?» -
спросила ты, хихикнув – тебе было щекотно. «Конечно, нет! - очень
серьезно ответил я. – Это небо похоже на тебя. А вон то облако похоже –
едва-едва, но все-таки – на твою улыбку. Видишь?». «Какое?» - спросила
ты, придвинувшись поближе. «Во-о-о-о-н то, кот…» - я не успел
договорить: ты накрыла меня поцелуем. Твои губы были сладкими как мед
(или мед был сладким как твои губы?), а твое сердце было так близко, что
я чувствовал каждый его удар. Я неумолимо тонул, проваливался в сон от
твоих нежных, сладких поцелуев. Последнее, что я помню – это твои
волосы, которые укрыли меня шепотом ночного дождя… Так мы заснули,
прижавшись друг к другу, а над нами кружился закат.
Мы пришли домой уже после захода солнца. В нашем
маленькой – почти игрушечном – домике было тепло и уютно. Тихонько
потрескивал огонь в очаге и тени от язычков пламени танцевали на стене.
Мы залезли с лапками в наше любимое кресло и пили горячий шоколад. Я как
всегда жутко измазался им. «Ой, Малыш! Только посмотри на себя!» -
засмеялась ты. Твой смех – словно мелодия из волшебной шкатулки –
наполнил каждую клеточку моего сердца. Он проник в каждый уголок нашего
дома и наводнил каждую тень частичкой Прекрасного. «Иди сюда, - весело
сказала ты, - я тебя вытру! – и ты стала язычком облизывать мне носик и
губки. – Какой ты сладкий, м-м-м… - ты задорно улыбнулась». «Знаешь,
Мася, - произнес я, - твой смех – это моя жизнь. Я сделаю все, чтобы ты
улыбалась и никогда не грустила… - я хотел сказать что-то еще, но никак
не мог подобрать этих самых главных, самых нужных слов». Ты обняла меня и
я снова почувствовал дождь твоих волос на своей шее.
Где-то за полночь как всегда поехали автомобили. Мы
подошли к окну и открыли шторы. В стекле отражались огни проезжающих
машин. Они цепочкой тянулись далеко-далеко за горизонт – множество
электрических светлячков. «Интересно, - сказала ты – куда они едут? И
кто сидит в них?»
«Не знаю, маленькая моя, - ответил я. – Наверное, они
едут искать свою любовь, свои недостающие половинки». Ты села на
подоконник и взяла меня лапками за мордочку. Должно быть, в моих глазах,
как в этом самом стекле, тоже отражались эти светлячки.
«Малыш, - спросила ты, глядя мне в глаза, - а что
такое любовь?». Я был готов. Я улыбнулся. Я знал, что однажды ты задашь
мне этот вопрос. «Любовь, Мася – это Мы. Ты и Я. Любовь – это когда Мы
вместе. Любовь – это твое сердце, которое не может жить без меня. Любовь
– это мое сердце, которое живо лишь твоей улыбкой и смехом, лишь тобой.
Любовь…»
Я не успел продолжить (да и надо ли было продолжать?)
потому что ты заплакала. Твои слезы катились по моим щекам, падали мне
на грудь. Я ловил их лапками, вытирал твои щечки и целовал твои ресницы.
«Всё, всё, всё, Мася… Успокойся… Родная моя… Любимая…». Я взял тебя на
лапки и отнес в кровать, накрыл тебя одеялом и лег рядом. Ты обняла меня
– свою любимую игрушку. Ты больше не плакала. Нам было тепло и хорошо
вдвоем. ТОЛЬКО вдвоем.
«Расскажи мне сон, - попросила ты». «Тогда закрывай
глазки, родная, - сказал я. – Значит вот как: небо было большим и
светлым словно твое сердце. Словно миллион твоих сердец…». Когда ты
уснула, я поцеловал твои закрытые глазки и прикоснулся к подушке. Я
чувствовал пальцами, как она хранила тепло твоего сновидения. Это был
хороший сон. Я обнял тебя так, чтобы тебе было удобнее и тоже закрыл
глаза.
За окном все так же катились машины и облака медленно
покидали город…
Aske